//Общая и прикладная ценология. – 2007. – № 2.– С. 39-48.

 

 

О некоторых закономерностях регионального распределения научного потенциала в России

А.Г. Ваганов

"НГ-наука", "Независимая газета"

Trends in the Regional Distribution of the Scientific Potential in Russia

A.G. Vaganov

В статье представлены результаты анализа закономерностей географического распределения научного потенциала России, выполненного в рамках ценологической парадигмы. Исходя из теоретических предпосылок, осуществлён ранговый анализ (по параметру "количество производимой научной продукции") интересующего нас ценоза – регионов Российской Федерации. Сделан вывод, что в данном случае можно говорить о неустойчивой структуре ценоза. Вместе с тем, Москва как особь ценоза мировых городов науки вносит существенный вклад в его устойчивость.

The article contains an analysis of trends in the geographical distribution of the scientific potential in Russia. The research was based on the cenosis paradigm. On these theoretical premises the author carried out a rank data analysis (the parameter – «quantity of the scientific output») of the cenosis in question – the regions of the Russian Federation. The conclusion: the structure of the cenosis turned out to be unstable. Meanwhile Moscow as a part of the world science cities cenosis provides a substantial contribution to the sustainability of the overall cenosis.

 

Сегодня уже вряд ли кого-нибудь можно удивить констатацией очевидного факта: изменение системы научных исследований в России – это следствие включения нашей страны в международные сетевые структуры [1]. Другими словами, сетевая парадигма (Сеть) становится фактором естественного, точнее – интеллектуального, отбора – и стран, и хозяйствующих субъектов, и индивидуумов. "Сетевое общество… существует в России, как в смысле его способности выделять "ценные" сегменты российской экономики, так и в смысле той логики, по которой оно исключает большинство населения и территории страны. Сетевое общество как в России, так и в мире в целом является не "славной последней стадией" развития, но новой формой социальной организации, свойственной "информационной эпохе", построенной одновременно вокруг связывания и разрыва связей, новаторства и эксплуатации, – в той мере, которая зависит от социальной конфронтации между противостоящими интересами и идеологиями", – утверждает М. Кастельс [2, с. 190][1].

Вполне отчётливо этот процесс "включения/исключения" в глобальную сетевую экономику проявляется в трансформациях отечественного научно-исследовательского комплекса. Сегодня Россия уже плотно вплетена в глобальные сети разделения труда – она стала исследовательским филиалом-полигоном западных высокотехнологичных компаний (и государств) [3]. Эта ситуация определяется простым и очевидным фактом: производители в мирохозяйственных центрах мегаобщества пытаются резко снизить свои издержки путём их экстернализации. Но одновременно в самой России идёт "выделение "ценных" сегментов российской экономики", как раз в смысле той логики, "по которой оно исключает большинство населения и территории страны".

География научного потенциала. Географическое распределение научного потенциала и технико-технологической базы оказывает огромное воздействие на узлы и сети глобальной экономики. В 1993 г. в десяти странах ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития) было сосредоточено 84 % мировых НИОКР. К концу 90-х пятая часть населения Земли, живущая в странах с высоким уровнем дохода, имела в своём распоряжении 74 % телефонных линий, на неё приходилось более 93 % всех пользователей интернета.

В 2003 г., в рамках программы "Информационная революция" Национального совета по разведке (NIC) США, влиятельная RAND Corp. представила отчёт: "Глобальный курс информационной революции: общие вопросы и региональные различия", где указывалось, что большая часть новой деловой активности сконцентрирована в географических "кластерах": Северная Америка, Европа и отдельные части Азиатско-Тихоокеанского региона. И это деление сохранится в ближайшие 15–20 лет [4]. "Это технологическое доминирование могло бы противоречить идее глобальной экономики, основанной на знаниях, за исключением той формы, при которой мы получаем иерархическое разделение труда между создателями знания, живущими в немногочисленных глобальных городах и регионах, и остальной части мира, состоящей из технологически зависимых экономик, – отмечает М. Кастельс. – И всё же примеры технологической взаимозависимости не столь просты, как можно было бы предположить, исходя из статистики, характеризующей неравенство в географическом плане" [5, с. 68].

Как бы там ни было, но Россия в отчёте RAND Corp. практически не представлена – ни в позитивном, ни в негативном контексте. И хотя в подобного рода исследованиях всегда надо делать поправку на известный американоцентризм – это факт сам по себе характерный и заставляющий насторожиться: географический образ распределения научного потенциала России напоминает незаполненную контурную карту. Тому есть много причин, в том числе и историко-социального характера.

Рождение науки в России можно было бы уподобить "Большому Взрыву": до начала 18-го века в огромной стране как такового системного научного знания не существовало; не было и людей, чьим занятием было исключительно добывание, систематизация и распространение подобного рода знаний. Только с началом петровских реформ, буквально на пустом месте, стал создаваться (а вернее – волевым решением внедряться) тот слой людей, который и привёл в итоге к рождению такого феномена как "российская наука" (тем не менее, даже несмотря на то, что изначально импортированные в страну учёные получили государственное покровительство – им был присвоен статус государственных же чиновников – в первой половине 18-го века число профессиональных учёных (академиков) в России колебалось в пределах 15–25 человек).

Почему так происходило, каковы были особенности этого процесса – тема для отдельного исследования[2]. Но одним из следствий такого способа рождения отечественной науки стал (во многом до сих пор ещё слабо исследованный) географический аспект распределения научного потенциала по территории страны. Вот лишь некоторые примеры динамики этого распределения за последние 70 лет. На 1 октября 1928 г. наибольшее число научных работников проживало в Москве и Ленинграде (соответственно (6846 и 4792 человек, или 43,8 и 32,4 %); в этих городах было сосредоточено три четверти научного потенциала страны. На всю остальную территорию СССР приходилось 3527 научных работников (вместе с вузовскими преподавателями). В 1929 г. даже в прикладной науке 92 % научных работников приходилось на Москву и Ленинград.

Первым вузом на Дальнем Востоке стал Восточный институт во Владивостоке (открыт в 1899 г.). Восстановленный в 1956 г. после ряда преобразований, он потерял практически все высококвалифицированные кадры, и всё пришлось начинать сначала[3]. До 1957 г., т. е. до года создания Сибирского отделения АН СССР академическая наука в этом регионе была представлена одним членом-корреспондентом и 35 докторами наук, в 1995 г. в СО РАН было 27684 работающих, в том числе 9648 научных сотрудников).

Научный потенциал Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова в 1996 г. был практически равен потенциалу всего СО РАН (число докторов – 1200, число кандидатов наук – около 5000, число членов РАН – более ста). В 1994/95 учебном году в московских вузах обучалось 438 тыс. студентов, 115 тыс. – в средних специальных учебных заведениях, а всего 553 тыс. человек, или 12,1 % от всех студентов страны (население Москвы составляло на тот период 10,3 % от населения РФ). Распределение числа публикующих авторов и опубликованных работ в 1989 г., полученное из анализа естественнонаучной базы данных (SCI) Института научной информации США, говорит само за себя (табл. 1).

Та же асимметричная картина – в территориальном распределении грантов научных фондов. В Российском гуманитарном научном фонде 65 % профинансированных в 1995–1998 гг. проектов выполняли московские учёные.

 

1. Распределение числа публикующих авторов и опубликованных работ в 1989 г.

Город

Число статей

(Ю. Гарфилд)

Число авторов

(И.В. Маршакова-Шайкевич)

Москва

14044

14874

Ленинград

3414

3383

Новосибирск

1265

1232

Свердловск

678

757

Томск

491

491

Иркутск

429

434

Черноголовка

409

457

Пущино-на-Оке

316

366

Горький

327

355

Источник: Маршакова-Шайкевич И.В., Анализ мировой исследовательской активности // Социальная динамика современной науки: Сб. ст. М.: Наука, 1995.

Достаточно большой научный потенциал был сконцентрирован лишь в трёх других городах: Санкт-Петербург – 15 % финансируемых РГНФ проектов, Новосибирск и Томск – 5,5 и 2 % научных проектов. В большинстве остальных региональных научных центров – статистически пренебрежимо малый научный потенциал в области социогуманитарных наук. Всё это дало основания тогдашнему генеральному директору РГНФ Е. Семенову сделать вывод: "Социогуманитарная наука в России чрезмерно сконцентрирована в Москве. Для академической науки уровень её концентрации в столице неоправданно высок. Так, на Москву приходится 83 % академических заявок по экономике, 90 % – по философии, 95 % – по психологии, 97 % – по политологии . Мы всё ещё имеем науку, ориентированную не на страну, а на столицу, не на общество, а на власть" [6 c. 61, 256]. Важно подчеркнуть, что отмеченный факт не просто одномоментный "статистический выброс", а вполне устойчивая тенденция (см. 2 стор. обложки, табл. 2).

Область естественных наук – не исключение. В 1997 г. гранты Российского фонда фундаментальных исследований получали ученые из 121 города России. Среди городов с наибольшим числом публикаций за 1997 г. – Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск, Нижний Новгород, Екатеринбург и три подмосковных наукограда – Черноголовка, Троицк, Пущино. На эти восемь городов приходилось 81,5 % всех публикаций, "что, увы, подтверждает излишне высокую степень концентрации науки, присущую стране" [7, с. 39–42].

Действительно, "тело" науки в России напоминает своим строением тело головастика: основная масса приходится лишь на один орган – голову (Москва). Ещё одно сравнение, которое приходит на ум – одногорбый верблюд: этот "корабль пустыни", конечно, тянет свою лямку, но в эпоху интернета, телекоммуникаций и беспроводных технологий "одногорбая" наука для такой гигантской страны как Россия – слишком медленный способ передвижения к информационному обществу.

Кстати, партийное руководство СССР периодически пыталось исправить явные диспропорции в географии распределения научно-технического потенциала страны. Одной из самых заметных ("пропиаренной", как сказали бы сегодня) попыток такого рода было создание Новосибирского Академгородка. Науку "двигали" на Восток и Юго-Восток. К сожалению, во многом, это движение основывалось, скорее, на идеологических посылках, а не на объективном анализе ситуации[4]. Но если во времена СССР удавалось поддерживать тренд "Запад–Восток" за счёт финансовых и иных преференций, то сегодня этот фактор уже не работает. Так О. Шкаратан и А. Гальчин подчеркивают: "Трудно преодолимой догмой была идея о выравнивании уровней развития регионов страны, в том числе и "национальных республик". Эта тактика не принесла счастья отсталым регионам, поскольку носила патерналистский, директивный, не считающийся с местным опытом и культурой характер. В Средней Азии и на юге Казахстана было создано немало производств с высокими технологиями во имя идеи "равномерности" и самовозвеличивания местных вождей. Для их освоения приходилось везти рабочих главным образом из РСФСР. Это была пустая трата средств и человеческих ресурсов, губительно сказавшаяся на самой России" [8, с. 135].

Очевидно, что "колониальный" способ насаждения науки в регионах не дал результатов. Однако, как мне представляется, это отнюдь не означает, что сама идея "равномерности" (или, по крайней мере, сглаживания явных диспропорций) порочна. В этой связи можно отметить, что региональные программы развития науки и технологий, подтягивание отсталых по этому параметру регионов к уровню ведущих ещё в 80-е годы прошлого века превратились в ключевые направления государственной научно-технической политики США, Японии, стран Западной Европы. На них выделяется значительная часть федеральных ресурсов. "Сегодня свою перспективную программу такого рода имеют каждый штат в США, префектура в Японии, департамент во Франции, графство в Великобритании и земля в ФРГ", – отмечают А. Авдулов и А. Кулькин [9, c. 53–54]. Важно, что все эти шаги предпринимаются в рамках реализации целостной государственной научно-технической политики той или иной страны (регионального объединения стран). Среди наиболее заметных таких решений можно отметить: "Новый федерализм" президента США Рональда Рейгана (1982 г.); программу создания технополисов в Японии (в 1983 г. парламент этой страны принял специальный закон о технополисах); решение правительства Франции о децентрализации государственных научно-исследовательских учреждений, вузов, крупных фирм (закон о планировании развития науки и технологии от 1982 г.). Плоды принятых 20–25 лет назад стратегических решений субъекты этой стратегии пожинают сегодня в полной мере: во всём мире, например, региональные технопарки дают до 60 % инноваций в области информационных технологий и связи.

Другое дело, что для России нужна именно программа развития научно-технического потенциала регионов, а не разрозненные спорадические, пусть и с благими намерениями, акции. И в этом смысле права И. Дежина: "Развитие науки в регионах не должно быть самоцелью… Совершенно необязательно стремиться к тому, чтобы наука была равномерно распределена по всей стране. Для каждой сферы деятельности, для каждой отрасли экономики сложилась своя специализация, и развивать науку повсеместно представляется столь же абсурдным, как, например, пытаться пробурить скважины и добывать нефть по всей территории страны" [7, c. 24].

Ценологический ранговый анализ наукоёмкости российских регионов. В связи с этим самый, быть может, актуальный вопрос – каков объективный (количественный) критерий оценки географического размещения научного потенциала? Существует ли он вообще? И если да, то каковы его прогностические возможности? Всем этим требованиям отвечает анализ закономерностей географического распределения научного потенциала России, развиваемый в рамках так называемой ценологической парадигмы, исторически восходящей к гиперболическому распределению учёных по продуктивности (закон А. Лотки); частотному и ранговому анализу текстов (закон Ципфа), кумулятивному закону рассеяния публикаций по одной тематике в системе периодических и продолжающихся изданий (закон Брэдфорда) и др.

Уже к 50-м годам прошлого века стало понятно, что эти и другие статистические закономерности поведения социальных систем имеют общую математическую форму – гиперболическое распределение (Н-распределение). В этом эмпирическом факте, по существу, отражено фундаментальное свойство социальных явлений – они не подчиняются гауссовым распределениям. А. Яблонский писал, что закон Ципфа–Парето "играет в соответствующих областях (связанных, как правило, с информационными, биологическими, социально-экономическими системами) практически ту же универсальную роль, что и закон Гаусса в стохастических процессах с конечной дисперсией, связанных обычно с естественными процессами в неорганических, физико-химических системах" (цит. по [10, с. 179]). Любопытно, что популярность веб-серверов интернета так же хорошо описывается немного модифицированным законом Ципфа [11, с. 48].

В 70-е годы прошлого века проф. Б. Кудрин сделал следующий шаг в обобщении гиперболических Н-распределений, распространив их на сообщества технических изделий (техноценозы) и опираясь на хорошо разработанную биологическую парадигматику. Используя понятийный аппарат дарвиновской эволюции для описания сферы технического, он заложил основы нового научного знания – технетики[5]. Им была доказана применимость Н-распределений ко всем областям существующего, складывающегося, ожидаемого и, главное, не ожидаемого технического (техники, технологии, материалов, продукции, отходов как целостности – технетики) и в 1976 г. был сформулирован закон информационного отбора. Однако предложенный Б. Кудриным подход оказался чрезвычайно мощным средством исследования ценозов любой природы – не только техноценозов[6].

Для нас важно отметить, что ценозы любой другой природы, в формулировке Б. Кудрина, образованы практически бесконечным количеством изделий (особей): математически – это счётное множество. Ценоз – это некий трансцендентальный объект. "Речь идёт об умозрительном познании несомненно существующего материального образования…, которое идентифицируется вполне очевидным образом, но которое именно как объект познания не дано материально, а задано нами – как задаётся математическая абстракция" [10, с. 28]. Другими словами, исследователь, фактически, сам конструирует единицу анализа – ценоз. При этом каждая особь ценоза в отдельности – идентифицируема. Сегодня уже опубликовано много работ, в которых показано, что данная закономерность работает не только применительно к техническим системам (обширную библиографию см. в работах [10, 12]).

Исходя из этих теоретических предпосылок, приведём ранговый анализ (по параметру "количество производимой научной продукции") интересующего нас ценоза – регионов Российской Федерации. Начинаем с определения перечня (списка) объектов ценоза. Исходные данные (распределение завершённых НИОКР, защищённых докторских и кандидатских диссертаций по субъектам Российской Федерации за период 1997–2000 гг.) взяты из статистических сборников Всероссийского научно-технического информационного центра (ВНТИЦ) [13]. В качестве примера приведем базу данных за 1998 г. (см. 2 стор. обложки, табл. 3). За остальные годы рассматриваемого периода структура баз данных выглядит аналогично. Затем строим таблицу рангового распределения: расположение регионов по порядку убывания количества произведённой ими научной продукции (отчёты НИОКР: r1 – Москва, r2 – СПб; r3 – Татарстан; r4 – Томск и др., защищённые докторские и кандидатские диссертации). Третий этап – графическое построение полученных ранговых распределений. Наконец, четвёртый – описание структур ценоза в целом ранговым по параметру Н-распределением проф. Б. Кудрина, восходящим к ранговым распределениям Ципфа–Мандельброта [14]:

N(x) = N1/xβ ,

где N(x) – количество произведённой научной продукции (отчёты НИОКР, защищённые кандидатские и докторские диссертации), штук; x – непрерывный аналог ранга r (фактически, номер строки в таблице рейтинга), имеет только целочисленное значение; N1 – производство научной продукции регионом с r=1 (первая строка в таблице рейтинга); β – ранговый коэффициент, характеризующий форму кривой рангового Н-распределения.

Последние три этапа рангового анализа выполняли с использованием специального обеспечения расчётов. В результате были получены кривые Н-распределений для генеральных совокупностей защищённых кандидатских и докторских диссертаций, завершённых НИОКР. Были получены зависимости для рангового коэффициента β и первой точки N1 в формуле. Результаты такого ценологического моделирования для параметра "защищённые кандидатские диссертации" представлены на рис. 1 и 2.

Как и следовало ожидать, главный производитель научной продукции в стране – Москва; относительно заметен вклад Санкт-Петербурга; вклад остальных регионов убывает стремительно: он меньше в 10, 100, 1000 раз. Ставя задачей не составление рейтинга "наукоёмкости" регионов как такового, а определение степени устойчивости структуры ценоза – субъектов Российской Федерации по параметру "производство научной продукции", ограничимся обозначением номера рейтинга региона на оси абсцисс (см. рис. 1). Анализ дал численное значение β – характеристического показателя структуры ценоза (см. рис. 2), позволяя судить об устойчивости структуры. Математически β определяет кривизну гиперболы. Из математической теории Н-распределений хорошо известно, что любой ценоз (в том числе, кстати, и техноценоз) устойчив и нормально функционирует, если β~1. В нашем случае β колеблется от 1,37 (1999 г.) до 1,49 (1997 г.).

Таким образом, в случае с ранговым по параметру Н-распределением научного потенциала России можно говорить о неустойчивой структуре ценоза*. Подчеркнём, что если исключить из рассмотрения Москву и Санкт-Петербург, картина изменится в лучшую сторону. Для кривой распределения защищённых кандидатских диссертаций ранговый коэффициент β более близок к оптимальному и изменяется от 1,14 (1999 г.) до 1,28 (2000 г.). Качественно аналогичные результаты были получены и для ранговых Н-распределений по параметрам: "защищённые докторские диссертации" и "завершённые НИОКР".

Таким образом, ценоз без Москвы и Санкт-Петербурга – это другая страна. Поэтому существует соблазн "подогнать" кривую к "нормальному" виду, включив, например, в рассмотрение защищённые дипломные работы в региональных вузах или расширив список наименований учитываемой "серой" литературы. Но это бессмысленно: продуктивнее будет выяснить, к какому ценозу принадлежит та или другая особь. И в этом смысле, Москва – город явно  из  другого  ценоза.  Возможно – из  ценоза  мировых  центров науки. Это,

2. Распределение публикаций по городам мира

(города ранжированы по данным 1993 г.)

Ранг

Город

1998 г.

1993 г.

1

Лондон

16110

17232

2

Токио

11448

13450

3

Москва

14960

12124

4

Бостон

8605

10892

5

Нью-Йорк

8646

9872

6

Париж

8853

9658

7

Лос-Анджелес

6697

7661

 

 

 

39

Ленинград (СПб)

3468

3384

 

 

 

114

Новосибирск

1224

1203

Источник: Маршакова-Шайкевич И.В., Анализ мировой исследовательской активности // Социальная динамика современной науки: Сб. ст. М.: Наука, 1995.

 

кстати, подтверждает и библиографический анализ количества публикаций по

естественным наукам базы данных SCI (табл. 2). Москва как особь ценоза мировых городов науки выглядит очень прилично и вносит существенный вклад в устойчивость этого ценоза.

Подтверждают сделанные нами выводы международные сравнения, где показателем вклада страны в формирование так называемых карт науки (исследовательских фронтов первого уровня) является доля публикаций страны от общего числа публикаций, которые участвовали в формировании этих карт науки. Если проранжировать вклад различных штатов США в этот показатель, то картина будет выглядеть так: первые пять мест занимают Калифорния и Нью-Йорк (6 и 4,3 % соответственно); Массачусетс, Мэриленд, Пенсильвания, Техас, Иллинойс (каждый на уровне 2 %). Вклад этих семи штатов составляет 20,53 % от общей величины вклада США в развитие науки. Вклад остальных штатов небольшой, но в совокупности он даёт более 20 % от общего, позволяя тем самым США занимать лидирующее положение в мировой науке [15, c. 237]. С точки же зрения ценологического подхода, такое географическое распределение науки в США означает более пологий ход кривой рангового параметрического Н-распределения: производство научной продукции "размыто" между семью (как минимум) штатами, а не сконцентрировано, как у нас.

Судьба пространства "Россия". Выявленная с помощью ценологического рангового анализа неустойчивость системы регионального распределения научного потенциала является и индикатором состояния всей социально-экономической системы страны. Показательно в этом контексте мнение губернатора Пензенской области (2003 г.) В. Бочкарёва [16], который проанализировал три наиболее значимых социальных показателя – среднедушевой денежный доход, уровень безработицы и коэффициент младенческой смертности по двум субъектам РФ: "перспективному" и "колониальному" (Москва и Тамбовская область). В. Бочкарёв делает вывод: "Неравномерность социально-экономического развития субъектов Федерации стала доминирующей и необратимой. И в краткосрочный период никакие меры правительства РФ не сделают уже эти тенденции обратимыми. А в силу того, что территориальное выравнивание экономических различий у нас не прописано также на конституционном уровне, процесс выравнивания социально-экономического положения регионов остаётся под большим вопросом и на долгосрочный период.

Периферийная территориальная модель развития стала в современной России доминирующей. А это значит, что её социально-территориальное пространство всё более поляризуется на внутренние "колонии" (глубинку) и "субимпериалистические агломерации", развивающиеся исключительно благодаря поглощению (колонизации) периферийных территорий. Хотя в одних федеральных округах эти процессы идут жёстче, в других мягче, но суть остается одна …. Перспектива, увы, однозначна: между 2005–2006 и 2010–2011 гг. в результате развития по периферийной модели в России произойдёт окончательный распад сегодняшней территориально-политической модели организации государства – хотим мы того или нет. Сознательно ускорить этот процесс мы можем, замедлить – уже вряд ли"[7].

И всё же, если говорить о научно-техническом комплексе России как некой всё ещё существующей целостности – ценозе (пронизанном слабыми связями, и это – его свойство), то выходом для страны могло бы стать развитие науки в регионах на основе, прежде всего, сети университетов (по крайней мере, на основе ведущих из них), используя органическую связь системы высшего образования со сферой науки.

Косвенным свидетельством формирования такого тренда стал неожиданно резкий рост в последние годы удельного веса ректоров ведущих провинциальных вузов в составе региональных элит (и это при том, что роль каналов науки, культуры, образования в рекрутировании политэкономических региональных элит абсолютно незначительна.) Рассчитанные по специальной методике, показатели удельного веса ректоров региональных вузов среди влиятельных лиц (2000/2003 гг. соответственно): политика – 0,15/2,18; экономика – 0,06/1,47 [17, c. 56]. Например, в рейтинге политического влияния Томской области присутствуют ректоры сразу четырёх ведущих вузов, по степени влияния опережающие даже председателя областного правительства. В Приморском крае в двадцатку влиятельных политиков входят ректоры трёх вузов. Влияние "ректорского клуба" во многом обусловлено значительной численностью научно-образовательных комплексов Томска и Владивостока.

Научный руководитель этого социологического исследования, проф. О. Гаман-Голутвина приводит несколько причин усиления влияния ректоров провинциальных вузов. "Во-первых, видимо, играет роль то обстоятельство, что высшее образование в России де-факто стало в значительной мере платным, вследствие чего ректоры вузов концентрируют в своих руках значительные средства, и некоторые из руководителей направляют часть из них на политическое продвижение. Так, в губернаторских выборах в Оренбургской области участвовал ректор Оренбургского госуниверситета В.А. Бондаренко (пятая позиция в рейтинге политического влияния области); в губернаторских выборах в Тамбовской области – проректор Тамбовского госуниверситета А. Позняков. Во-вторых, многотысячные коллективы вузов – это важный сегмент электората (в 500-тысячном Томске 160 тыс. человек или учатся, или работают в вузах), позиция которого в период выборов приобретает важное значение. Это, в свою очередь, актуализирует возможности политического влияния руководителей вузов. И, в-третьих, не следует сбрасывать со счетов такой факт: с помощью руководителей вузов региональные политики и бизнесмены решают свои личные проблемы (получение второго образования, обретение научных степеней и званий, образование детей), что открывает дополнительные возможности для политического влияния руководителей вузов" [17, с. 57].

Наличие высококвалифицированной базы для получения высшего образования – одно из условий развития технопарков в сфере информационных технологий (ИТ-парков) в регионах страны. А это предполагает введение специального экономического режима для технопарков, что будет реальной помощью для стабильного и поддерживаемого государством бурно развивающегося сектора ИТ. Впрочем, препятствия могут начаться уже на институциональном уровне. Как подчеркивает председатель Союза развития наукоградов России А. Долголаптев, при попытке создания высокотехнологичных кластеров возникают проблемы использования муниципальной собственности для целей инновационного развития. Федеральный закон, регулирующий разграничение полномочий властей разных уровней, практически лишил местные власти права самостоятельной инициативы в сфере науки, инноватики и высшего профессионального образования. Закон увеличит ценологическое неравенство.

Для сравнения. В рамках системы "новый федерализм" (см. выше) центр передал штатам контроль за осуществлением на их территории федеральных программ (финансируемых из федерального центра). Выделенные центром средства стали поступать к субъектам научно-технической деятельности не напрямую, а через органы управления штатов, которые получили возможность влиять на распределение средств и тем самым взяли на себя и значительную долю ответственности за эффективность их использования.

Вернёмся к ценологическим закономерностям, российские федеральные власти, заявляя о поддержке высокотехнологичного, наукоёмкого бизнеса в регионах России, реально делают всё, чтобы сохранить и усугубить "одногорбую" структуру научного потенциала страны. А это отнюдь не безобидная ситуация.

В качестве резюме приведём мнение О. Гаман-Голутвиной: "…проблема заключается в том, что происходит не только разрастание этой экономики выживания, но и эрозия инновационных секторов экономики. Главное в этом процессе заключается в эрозии инновационного субъекта, эрозии инновационного человеческого потенциала. Устанавливается преобладание того человеческого потенциала, который занят в обрабатывающих отраслях, который польские социологи называют "рабочие крестьяне". Это тот человеческий материал, который в очень слабой степени может быть субъектом инновационного развития. Хуже всего то, что участниками негативного консенсуса неразвития стали и элитные группы, и массовые. Кто воровал завод, кто трубу, но все были при деле. И Третий Рим оказался в третьем мире.

Итак, мы имеем ситуацию, в которой понимание развития как ценности не характерно ни для одного сектора политического класса. Условно говоря, многие размышляют по принципу: чего-то хочется – сам не знаю чего. То ли Конституции, то ли севрюжины с хреном" [18].

Литература

1. Ваганов А.Г. Российская наука в глобальных сетях // Наука в России: современное состояние и стратегия возрождения. М.: "Логос", 2004. 384 с. (Сер. "Научные доклады"; вып. 2). С. 59–68; Российская наука и глобальное сетевое общество // Науковедение и новые тенденции в развитии российской науки/ Под ред. А. Г. Аллахвердяна, Н. Н. Семеновой, А. В. Юревича. М.: "Логос", 2005. 308 с. (Сер. "Научные доклады"; вып. 3). С. 159–184.

2. Интервью с Мануэлем Кастельсом// Альтернативы. 2001. № 2. С. 187–191.

3. Ваганов А.Г. Исследования закончены. Забудьте// Компания. 11 июня 2001. № 22. С. 19–21; Западные инвестиции и структура российской науки// Науковедение. 2001. № 3. С. 84–91; "Западный пылесос" для российской науки// Отечественные записки, август–сентябрь, 2002. № 7. С. 290–299.

4. Гриняев Сергей. Цифровое неравенство наций. Угрозы и вызовы – среднесрочный прогноз экспертов корпорации РЭНД о будущем информационной революции// Независимое военное обозрение. 2004. № 3. С. 4.  

5. Кастельс Мануэль. Глобальный капитализм и новая экономика: значение для России // Постиндустриальный мир и Россия. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 616 с.

6. Семёнов Е. В. Мерцающий свет науки: Миссия Российского гуманитарного научного фонда. М.: РОССПЭН, 2001. 456 с.

7. Дежина И. Г. Помощь науке в регионах: цель или средство?// Вестник РФФИ. 1997. № 2. С. 18–24.

8. Шкаратан О. И. Гальчин А.В. Человеческие ресурсы и технологическое обновление России// Политические исследования. 1993. № 3. С. 130–141.

9. Авдулов А. Н., Кулькин А. М. О показателях развития науки. (Классификация и оценка). Вестник РФФИ. 1997. № 4. С. 46–59.

10. Теория эволюции: наука или идеология? Труды XXV Любищевских чтений. Вып. 7. "Ценологические исследования". Сост. и отв. рд. Б. И. Кудрин. Москва–Абакан: МОИП – Центр системных исследований, 1998. 318 с.

11. Крашаков С. А., Щур Л. Н., Об универсальности рангового распределения популярности веб-серверов// Вестник РФФИ. 2004. № 1. С. 46–66.

12. Кудрин Б.И. Техногенная самоорганизация. Вып. 25. "Ценологические исследования". М.: Центр системных исследований, 2004. 248 с.

13. Статистический вестник ВНТИЦ: № 1, 1998. С. 10–11; № 1, 1999. С. 10–11; № 1, 2000. С. 13–15; № 1, 2001. С. 13–17.

14. Электроэффективность: ежегодный рейтинг российских регионов по электропотреблению за 1990–1999 гг.// Электрика. 2001. № 6. С. 9.

15. Маршакова-Шайкевич И. В. Вклад России в развитие науки: библиометрический анализ. М.: ТОО "Янус", 1995. 248 с.

16. Бочкарёв В. К. Просуществует ли Россия до 2015 года? Распад сегодняшней территориально-политической модели организации государства – необратимый процесс// Независимая газета. 15 апреля 2003 г. С. 10.

17. Самые влиятельные люди России – 2003. М.: Ин-т ситуационного анализа и новых технологий, 2004. 696 с.

18. Стенограмма заседания семинара "Полития" – "Перспективы российской системной модернизации в 21 веке" (27 марта 2003 г.): http://www.politeia.ru/bulletins/27-03-2003.html

 Рис. 1. Распределение количества защищенных кандидатских диссертаций в зависимости от номера региона в рейтинговой таблице (а); то же – без учёта Москвы и Санкт-Петербурга (б)

Рис. 2. Параметры рангового распределения генеральной совокупности защищённых кандидатских диссертаций (а); то же – без учёта Москвы и Санкт-Петербурга (б):

N1 – производство научной продукции регионом с r=1 (первая строка в таблице рейтинга); β – ранговый коэффициент, характеризующий форму кривой рангового Н-распределения

2. Конкурсы РГНФ 1995–2000 г. Распределение заявок и поддержанных проектов по регионам [15, c.344]

Регион

1995 г.

1996 г.

1997 г.

1998 г.

1999 г.

2000 г.

 

По­дано

Под-держ.

По­дано

Под-держ

По­дано

Под-держ.

По­дано

Под-

держ.

По­дано

Под-держ.

По­дано

Под-

держ.

Москва

1194

736

2344

1475

2149

870

2085

979

1952

556

1334

762

Санкт-Петербург

190

115

576

296

683

219

632

217

657

174

460

191

Северный

15

9

56

28

88

27

84

18

85

13

67

14

Северо-Западный

12

2

34

18

31

13

31

10

39

7

31

13

Центральный

26

10

126

54

115

26

121

39

245

71

211

98

Волго-Вятский

9

4

52

17

62

16

50

16

48

4

121

50

Центральный

12

5

22

6

24

5

21

3

24

1

34

10

Поволжский

31

18

136

44

127

31

125

36

138

27

233

100

Северо-Кавказский

16

4

84

30

108

18

106

21

80

10

65

17

Уральский

38

14

135

47

143

31

141

33

153

19

161

49

Западно-Сибирский

133

63

271

132

353

106

472

160

349

60

341

141

Восточно-Сибирский

15

8

53

19

71

12

71

17

95

8

92

26

Дальневосточный

12

5

34

14

28

5

28

13

55

6

51

20

Нет данных

5

2

26

9

26

3

43

10

22

 

5

1

Всего

1708

995

3949

2189

4008

1382

4010

1572

3942

956

3206

1492

Источник: Семёнов Е.В. Мерцающий свет науки: Миссия Российского гуманитарного научного фонда. М.: РОССПЭН, 2001. С. 344.

 

3. Распределение завершённых НИОКР (Iотчёт о НИОКР; II - краткий реферат)

и защищённых диссертаций (III кандидатские; IVдокторские) по субъектам Российской Федерации

Субъекты РФ

I

II

III

IV

Субъекты РФ

I

II

III

IV

Москва

2113

938

4923

1486

Кабардино-Балкарская Республика

24

-

33

2

Санкт-Петербург

841

158

1717

516

Ставропольский край

6

30

112

12

Белгородская обл.

20

21

37

2

Республика Северная Осетия

5

-

16

3

Брянская обл.

26

-

44

5

Ростовская обл.

137

53

331

56

Владимирская обл.

18

10

29

5

Республика Карелия

23

6

13

1

Воронежская обл.

162

2

238

53

Республика Коми

14

17

11

3

Ивановская обл.

47

34

75

14

Архангельская обл.

31

34

30

4

Калужская обл.

37

-

29

6

Вологодская обл.

29

-

11

-

Костромская обл.

2

-

14

1

Калининградская обл.

22

3

20

-

Курская обл.

8

2

38

3

Ленинградская обл.

5

-

3

-

Липецкая обл.

4

-

17

3

Мурманская обл.

56

-

13

-

Московская обл.

116

4

335

104

Новгородская обл.

3

6

33

2

Орловская обл.

9

-

50

2

Псковская обл.

-

-

6

-

Рязанская обл.

8

13

51

7

Свердловская обл.

44

29

281

89

Тамбовская обл.

11

-

23

4

Тюменская обл.

56

41

100

19

Тверская обл.

70

1

59

11

Челябинская обл.

106

12

141

31

Тульская обл.

4

21

65

6

Пермская обл.

72

10

102

20

Ярославская обл.

28

13

70

8

Приморский край

29

52

109

28

Башкортостан

71

12

245

42

Хабаровский край

88

4

42

3

Республика Калмыкия

-

-

-

-

Амурская обл.

17

14

13

2

Республика Марий Эл

5

7

7

6

Камчатская обл.

48

-

-

-

Республика Мордовия

-

1

89

8

Магаданская обл.

5

-

1

-

Республика Татарстан

267

12

291

67

Сахалинская обл.

5

-

-

-

Удмуртская Республика

7

1

62

7

Алтайский край

31

29

76

16

Чеченская Республика

-

-

-

-

Республика Бурятия

14

3

44

6

Чувашская Республика

3

1

34

6

Республика Саха (Якутия)

23

-

44

4

Астраханская обл.

24

31

20

-

Республика Тыва

-

-

-

-

Волгоградская обл.

24

9

152

12

Красноярский край

95

3

112

24

Кировская обл.

9

11

10

-

Кемеровская обл.

14

14

75

16

Нижегородская обл.

83

12

174

40

Оренбургская обл.

11

23

97

8

Пензенская обл.

30

4

24

6

Читинская обл.

4

-

9

1

Самарская обл.

63

50

154

31

Иркутская обл.

149

48

112

35

Ульяновская обл.

8

-

24

3

Курганская обл.

13

-

21

1

Краснодарский край

114

62

188

25

Новосибирская обл.

171

80

356

138

Республика Дагестан

6

-

67

10

Омская обл.

64

10

96

1.2

Ингушская Республика

-

-

-

-

Томская обл.

226

87

602

129

 

 

 

 

 

Всего

5879

2071

12439

3164

 



[1] В одной из последних своих работ М. Кастельс вполне лапидарно сформулировал суть глобальных изменений в современном мире: "…Интернет выполняет роль технологического базиса для организационной разновидности информационной эры – Сети". (Кастельс Мануэль, Галактика Интернет: Размышления об Интернете, бизнесе и обществе / Пер. с англ. А. Матвеева под ред. В. Харитонова. Екатеринбург: У-Фактория, 2004. 328 с. (Сер. "Академический бестселлер").

[2] См., например, великолепную статью ст. н. с. Института системного анализа РАН Светланы Чернозуб: "Историческая петля. Российская наука опять должна приспосабливаться к жизни в воображаемом мире", НГ, 17 февраля 1999. С. 13.

 

[3] Вообще, история "экспорта" фундаментальной науки в Приморье весьма драматична и, порой, просто не предсказуема в своих поворотах. Дальневосточный филиал АН СССР был создан в 1931 г. в числе первых академических филиалов и баз. Но уже 21 мая 1939 г. выходит Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР "О ликвидации и переселении некоторых учреждений и организаций гор. Владивостока": "В целях разгрузки … от излишних организаций и учреждений и сокращения непомерно раздутых штатов системы Главвостокррыба и организаций ГУСМП во Владивостоке, ЦК ВКП(б) и СНК СССР постановляют:

... 3. а) Академии Наук СССР к 20 июня ликвидировать Дальневосточный филиал Академии Наук, передав материальную базу и научные кадры последнего Геолого-разведочному тресту и Дальневосточному политехническому институту". (Академия наук в решениях Полтибюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС. 19221991/ 1922–1952/ Сост. В.Д. Есаков. М.: РОССПЭН, 2000. С. 272).

Вновь Дальневосточный филиал АН СССР был организован в 1949 г.

Складывается впечатление, что очень долго партийное и государственное руководство СССР просто не могло решить, зачем ему – руководству – нужна полноценная научная база на Дальнем Востоке. Отсюда – все эти коллизии с созданием, ликвидацией и, затем, воссозданием Дальневосточного филиала АН СССР.

[4] Хотя, были, конечно, примеры и вполне рационального (даже – прагматичного) подхода к оптимизации географического распределения научно-технического потенциала на территории страны. Так, в 1946 г. постановлением правительства СССР в пос. Сарово Мордовской АССР создаётся конструкторское бюро № 11 (Арзамас-16, сейчас – Российский Федеральный ядерный центр "ВНИИ экспериментальной физики", г. Саров Нижегородской области). Основная задача – создание ядерной бомбы. А в 1955 г. – ещё один ядерный центр, на Южном Урале – ВНИИ технической физики (Челябинск-70; сейчас – Российский Федеральный ядерный центр "ВНИИ технической физики", г. Снежинск). Вот как объясняет это "раздвоение" ядерных центров главный конструктор ВНИИТФ (1961–1997 гг.), акад. Б. Литвинов: "Существует очень серьёзная проблема координации исследований в нашей области. Как вообще должна развиваться наука, техника? Она должна развиваться усилиями людей, критикующими друг друга. Вот в чём дело. Вся история создания и существования нашего ядерного центра ВНИИТФ это подтверждает. Идею создания ВНИИТФ предложил Кирилл Иванович Щёлкин, который был первым заместителем у Юлия Борисовича Харитона в Арзамасе-16. Формальный повод был таким: в случае войны, если один центр будет разрушен, ему нужен дублёр. И первоначальные планы работы ВНИИТФ были именно дублёрскими. Но уже через год всё переменилось. И в 1958-м году новый институт создаёт конструкции изделий, совершенно непохожие на те, что делали в Арзамасе-16. И они работали безотказно" (Ваганов А.Г., Миф - Технология – Наука. М.: Центр системных исследований, 2000. С. 138).

Были и в дальнейшем осознанные попытки исправить "одногорбость" отечественной науки. К таковым можно отнести, например, Постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР от 28 августа 1969 г. "О развитии научных учреждений в отдельных экономических районах РСФСР". В целях "дальнейшего изучения и развития производительных сил Урала, Сибири, Дальнего Востока и других районов РСФСР" ЦК КПСС и Совмин СССР постановили: "… 5. Обязать Госплан СССР, Государственный комитет Совета Министров СССР по пауке и технике и Совет Министров РСФСР предусмотреть в проекте плана развития народного хозяйства на 1971–1975 гг. выделение Академии наук СССР, Министерству высшего и среднего специального образования СССР и Министерству высшего и среднего специального образования РСФСР необходимых ассигнований и материальных ресурсов для развития научных исследований и создания соответствующей научно-исследовательской базы на Урале, Северном Кавказе, в Сибири и на Дальнем Востоке.

… 7. В целях улучшения организации и координации научных исследований и комплексного решения проблем, направленных на развитие производительных сил Северо-Западного экономического района, поручить Академии наук СССР совместно с партийными и советскими органами областей, входящих в состав этого района, Карельской АССР и Коми АССР, разработать мероприятия по созданию Северо-Западного научного центра (г. Ленинград) на базе существующих научных учреждений Академии наук СССР и свои предложения внести в Совет  Министров СССР к 1970 году.

8. Обязать Академию наук СССР:

принять меры к укреплению научно-исследовательских учреждений создаваемых научных центров высококвалифицированными научными кадрами, в том числе действительными членами и членами-корреспондентами Академии наук СССР; повысить эффективность деятельности Сибирского отделения Академии наук СССР, уделив особое внимание развитию научных учреждений в Якутске, Иркутске, Красноярске, Томске и других городах Сибири … .

При развёртывании научных центров Академии наук СССР и высшей школы, предусмотренных настоящим постановлением, должны быть созданы на местах соответствующие жилищные и культурно-бытовые условия, обеспечивающие закрепление кадров научных работников" (В.И. Ленин, КПСС о развитии науки. М.: Политиздат, 1981. С. 566–567).

[5] Сам Б. Кудрин обнаружил проявление закона Н-распределения, изучая распределение электродвигателей крупных металлургических комбинатов по типоразмерам (по видам). "Для меня важно следующее, – пишет он. – Если отойти от техноценоза и вспомнить, что 120 тысяч электродвигателей, установленных на Магнитке, образуют достаточно правильную видовую кривую Н-распределения, и что эти двигатели устанавливались там на протяжении семидесяти лет, тысячами и тысячами инженеров, работавших независимо друг от друга, живших в разное время, в разных городах и даже странах, то возникает вопрос о механизме порождения строго определённой структуры, о механизме самоорганизации. Ведь создана система, где при установке каждого её элемента никто из создателей даже и не предполагал необходимость выстраивания всей массы двигателей по кривой Н-распределения (не предполагал этого и создатель "Евгения Онегина", идеально выстроивший слова по повторяемости в пределах им же определённого и используемого словаря). Но точно такая же кривая устойчиво наблюдается и в биоценозах (впрочем, лишь там, где воздействие человека ещё не привело к царству одуванчиков – при сильном антропогенном воздействии кривая нарушается)".

[6] Вот один из последних примеров использования такого подхода (к сожалению, как это часто бывает, без ссылок на пионерные работы отечественных исследователей). Американский палеонтолог Д. Сисн из университета Корнелла считает, что древние манускрипты имеют много общего с популяцией животных. Учёный утверждает, что изучать исторические документы можно при помощи биологических моделей. Такой подход, по его мнению, поможет исследователям понять, как много копий манускрипта могло существовать ("популяция"), и как часто они подвергались уничтожению ("вымиранию"). Сисн изучал научные манускрипты, относящиеся к 725 г. до н. э. Он исследовал их так, как если бы они были окаменелостями исчезнувшей популяции животных. Сисн считает, что, применяя к манускриптам биологические законы, он может определить "тираж" документа и продолжительность его "жизни": "Применяя эти методы, вы можете понять вероятность уничтожения манускрипта в определённый период истории – с какой вероятностью он мог подвергнуться сожжению на костре или поеданию крысами", – объясняет Сисн. Он также отмечает, что, изучая "выживаемость" манускриптов в различные периоды времени, можно прийти к выводам о вероятности их воспроизведения или же наоборот уничтожения. (Источник: сообщение агентства Би-би-си от 27.05.2005 г., http://news.bbc.co.uk/go/pr/fr/-/hi/russian/sci/tech/newsid_4302000/4302249.stm).

* От ред. Основной вывод из статьи А.Ваганова заключается в том, что для России характерна излишняя, находящаяся вне рамок ценологических оптимизационных представлений, концентрация научных и образовательных кадров. Обсуждаемая ныне реорганизация сферы образования и науки, на наш взгляд, ещё более увеличит "неравенство" регионов и Центра (Москва, Санкт-Петербург). С ценологической точки зрения, такое решение ошибочно. Если выделение 10 % элитных вузов (вузов федерального значения) и укладывается в систему ценологических представлений, то ликвидация университетов (вузов и др. институтов) с небольшой численностью неизбежно приведёт систему в неустойчивое состояние.

[7] Можно, конечно, объяснить такое эмоциональное высказывание пензенского губернатора вообще присущей губернаторскому корпусу России "апокалиптической", алармистской интонацией, мол – "Дэньги давай!". Однако, удивительным образом оно идеологически – и даже по времени! – совпадает с мнением экспертного сообщества. Вот, например, отрывок из стенограммы выступления А. Нещадина (Экспертный институт), на семинаре "Полития" – "Перспективы российской системной модернизации в 21 веке" (27 марта 2003 г.): "Вопрос стоит совершенно просто: идёт изменение пространственной структуры России, и именно эта вещь выступает в качестве базового ограничения при принятии любых вроде бы экономически правильных решений. На сегодняшний день миграция направлена так: общая линия с северо-востока на юго-запад, а внутренняя миграция в областях направлена на концентрацию населения вдоль ниток коммуникаций – дороги, связь и всё остальное, а также в крупные центры, где есть работа <…>. И тогда мы должны принимать спокойные решения о цене такой модернизации. Цена, по всей видимости, будет определяться очень просто: либо мы сохраняем население, либо мы сохраняем территорию. Третьего здесь не дано. Либо мы начинаем массовую иммиграцию к нам, и тогда единственное, о чём стоит говорить – это о национальной политике в условиях размывания нации, либо сохраняем нацию – а Европа, кстати, уже рисует Россию, расцвечивая её в три цвета разных стран. Европейская Россия до Урала, Сибирская и Дальневосточная, совершенно серьёзно. Проблема вторая – впервые в России возникла система воспроизводства гетто, система воспроизводства люмпена. Никогда в России этого не было" (из стенограммы заседания семинара "Полития" – "Перспективы российской системной модернизации в 21 веке" (27 марта 2003 г.): http://www.politeia.ru/bulletins/27-03-2003.html).